Исары Горного Крыма. Блог фотографического краеведения

Спасенное поле хутора Чаривного

Достаточно высокое междуречье рек Конки и Жеребец изрезано несколькими широкими балками, две из которых сохранили свои названия до нашего времени. Одна из них называется — Белоглинская, в ней расположены села – Мирное и Загорное (но последнее в наше время практически нежилое), вторая носит вкусное название — Ягодная. Недалеко от устья Ягодной высится памятник из сурового камня, напоминающий о событиях произошедших в недавнем прошлом. О истории, произошедшей на склонах Ягодной балки в годы Великой отечественной войны и пойдет сегодняшний наш рассказ.

Памятник в Ягодной балке

Однако сперва нужно сказать несколько слов о небольшим селом расположенным над балкой Ягодной. Это село носит название Чаривное (в прошлом – хутор Чаривный) и состоит из двух улиц на которых проживает около сотни местных жителей. Точная дата основания села мне неизвестна, но судя по отсутствию на Шубертовской карте-трехверстовке жилья на месте, которое занимает современное Чаривное, возникло оно в 20-30 годы прошлого 20 века, в период освоения бывших панских земель, коллективизации и основания многочисленных хуторков в степных просторах Приазовья – Тавриды.

На околице Чаривного

Хутор Чаривный получил свое название за счет красоты весеннего цветения многочисленных вишневых садов, которыми усажена вся его территория. Вот как вспоминает об этом один из очевидцев того времени: «…наш полк оказался на полевом аэродроме возле села Чаривное, действительно очаровательного, небольшого села, утопающего в цветении вишневых садов».

Однако эти раскидистая листва этих садов косвенно явилась причиной трагедии, произошедшей в этих краях при освобождении нашей страны от немецко – фашистских захватчиков осенью 1943 года. Снова предоставим слово очевидцу:

«В жизни не видел больше вишен, однако, наша жизнь в этом прекрасном селе не заладилась. За несколько дней до этого здесь остановились наши конники из Десятого Кубанского кавалерийского корпуса, упрятавшие лошадей в вишневых садах. Но немцы раскусили эту маскировку и авиация нанесла сильнейший штурмовой и бомбовой удар. В вишневых садах осталось разлагаться несколько сот лошадиных трупов. Невыносимое зловонье распространялось по округе. Ни о какой еде речи идти не могло, летчики худели на глазах. Солдаты из нашего батальона аэродромного обслуживания отволокли убитых животных при помощи тракторов и машин в овраг, в паре километров от аэродрома, но это помогло мало. Останки бедных животных при транспортировке разваливались на части. Вонь стала еще более невыносимой. Мы вынуждены были перелететь на новый аэродром возле села Николаевка».

Это были воспоминания летчика истребительного авиационного полка, который участвовал в освобождении неба Советской Тавриды в сентябре 1943 года. Погибшие при том налете солдаты похоронены в братской могиле на околице Чаривного.

Памятник погибшим воинам

Здесь нужно вернуться немного назад, и немного вспомнить ход событий предшествующих боевых действий. После прорыва немецкой обороны по Миус-фронту в Донбассе советские войска развернули наступление по широкому фронту, в ходе которого стремились как можно скорее освободить Крым и Правобережную Украину.

В ходе давления советских войск немцы были вынуждены постоянно отступать, и в сентябре 1943 года боевые действия уже развернулись на территории Запорожской области. Первым районом запорожских земель, на котором вновь, после 1941 года, закипели бои, стал Гуляйпольский, родина знаменитого анархиста — батьки Нестора Махно.

Снова обратимся к воспоминаниям еще одного участника этих событий: «Запорожские просторы к западу от Гуляйполя представляют собой отличную местность для маневра. Дивизия наступала на широком фронте, а противник оборонялся в отдельных опорных пунктах и его можно было окружить. Сковывая противника двумя батальонами с фронта, дивизия частью сил обходила его с флангов, брала в клещи и, не давая времени на отдых, замыкала кольцо окружения. Затем шел бой на уничтожение. Многие гитлеровцы сдавались в плен. Вторая половина дня прошла в ожесточенном бою. Так мы действовали 17 сентября при разгроме гитлеровского гарнизона в 4-м отделении совхоза «Гуляйполе» (село Комсомольское), а затем и поселка Чаривный, выйдя к вечеру на рубеж реки Конка.»

Чаривное — сады

«18 сентября после завтрака передовой отряд 11-й гвардейской казачьей кавалерийской Волновахской Краснознаменной дивизии, в состав которого входил наш и 71-й танковый полки, продолжал преследование противника. К исходу дня мы должны овладеть селом Малая Токмачка.
Южнее совхоза «Гуляйпольский» узкое дефиле дороги было загромождено немецкими орудиями, автомашинами и повозками. Вражеская колонна была разбита здесь накануне штурмовой авиацией. Пришлось сделать короткую остановку и расчищать дорогу.

Дорога к Чаривному — современное состояние

— Здорово поработали наши «Илы», — заметил Эмиль Мирзабекян. — Недаром фашисты прозвали их «черной смертью»…»

Дорога к Чаривному — современное состояние

К этому моменту советские войска уже вышли на восточный водораздел реки Конки и вели бои за освобождение находящихся здесь населенных пунктов — Малая Токмачка и Белогорье.

«Ночь для нас — самое благоприятное время для подготовки нового удара по врагу. Еще в светлое время наши разведчики получили ценные сведения о системе обороны противника. На восточном и западном берегах реки Конка у противника были отдельные окопы: через населенные пункты и по высотам западного берега протянулись прерывчатые траншеи. Они заняты войсками. Оттуда-то и дело доносится дробь пулеметных выстрелов, белые линии пулевых трасс режут темноту. Видимо, полотно железной дороги Запорожье — Пологи также оборудовано для обороны».

Железнодорожная насыпь за рекой Конкой

18 сентября после артиллерийской подготовки советские войска начали операцию по прорыву фашисткой обороны и вскоре первые атакующие подразделения уже вели бои на восточных окраинах Белогорья.

На горизонте виднеется село Белогорье

Но немецкие войска все же оказывали достаточно упорное сопротивление, и используя свое преимущество в штурмовой авиации, наносили чувствительные потери наступающим советским войскам, что и произошло в районе хутора Чаривного.

«Развитие атаки было остановлено ударами бомбардировщиков. Сначала одна волна «юнкерсов» появилась над полем боя. Под фюзеляжем зловеще блеснули и со свистом полетели вниз бомбы. Содрогнулась земля. Черные столбы взметнулись в высоту. Затем еще две волны «юнкерсов» одна за другой отбомбились и повернули на запад. Спустя десять минут вновь появилась группа бомбардировщиков и еще одна группа. 200 самолетов сбросили свой смертоносный груз на боевые порядки дивизии. Пять раз все вокруг принималось, как говорят в народе, «ходить ходуном». Поселок Чаривный весь в пыли и дыму. Все траншеи и окопы, наспех подготовленные за ночь, осыпались. Были прямые попадания в блиндажи.

Что можно было противопоставить врагу? Зенитных артиллерийских средств усиления нет, а крупнокалиберные пулеметы малоэффективны против самолетов на большой высоте. Остается лишь пассивная оборона — отсиживание в укрытиях, оврагах и наспех вырытых окопах. Тут как раз кстати траншеи гитлеровцев, которые они готовили для себя. В них укрылись теперь наши боевые цепи. Нашей авиации не видно, она, видимо, в это время действовала на другом участке Южного фронта.

После такой бомбежки тяжело браться за телефонную трубку, чтобы спросить командиров полков: «Как у вас?» И самому хорошо понятно то настроение, которое царит в эти минуты там, куда сыпались бомбы. Да, это было действительно самое трудное для дивизии испытание на зрелость в противовоздушном отношении. За все время боев в Донбассе такой силы бомбовый удар на дивизию еще не обрушивался.»

Въезд в Чаривное

«При въезде в хутор Чаривный нас остановил усатый казак 37-го гвардейского кавалерийского полка:
— Товарищ командир! Проезда через хутор нету…
— Почему «нету» ?
— Час назад сюда втянулся 37-й полк, пехота, танки, — обстоятельно объяснял казак. –
Налетели «горбатые». Бомбежка была страсть какая. Побито дюже много коней. Мою Гренаду тоже убили проклятые.- Казак отвернулся и смахнул некстати набежавшую слезу — улица, товарищ капитан, завалена трупами. Проехать туточки нельзя…

Въезд в Чаривное

На окраине хутора располагался штаб 301–й стрелковой дивизии. Начальник штаба Михаил Иванович Сафонов, с которым я познакомился еще под Новоселовкой, рассказал, что к восьми часам утра в Чаривный втянулись части и подразделения 11-й, 12-1 кавалерийских, 301-й и 320-й стрелковых дивизий. Обнаружив скопление войск в хуторе, фашистские бомбардировщики нанесли массированный удар.

Улица села Чаривное

В первой половине дня 18 сентября авиация противника произвела пять налетов на хутор Чаривный, в каждом из которых участвовало по 30-40 бомбардировщиков. Только в 11-й гвардейской кавалерийской дивизии потери в этот день, в основном от авиации, составили убитых 71, ранеными 179 человек и около 500 лошадей.

— Опять летят, — полковник Сафонов показал на едва заметные в небе черные точки. –
Быстрее, друзья, уезжайте отсюда вперед…»

Дорога к окраине Чаривного

Пришлось объехать хутор на околице. Полевая дорога вела в Малую Токмачку – большое запорожское село, раскинувшееся в долине реки Конка. Белые мазанки этого села растянулись по левому берегу реки километров на девять. Через село проходила железная дорога Бердянск – Пологи — Орехов _ Запорожье – важная рокада, которую, как мы уже знали из показаний пленных, противник решил удерживать в течение нескольких дней, чтобы обеспечить вывоз награбленного имущества и планомерный от вод своих разбитых в Донбассе частей на заранее подготовленный рубеж по реке Молочной.
Местность в этом районе открытая, слегка всхолмленная, изрезанная оврагами и балками. Местами стояли давно созревшие, но не убранные поля кукурузы и подсолнечника, зеленели посадки лесных полос.»

Памятник в Ягодной балке

Именно здесь и стоит памятник с памятной табличкой, на которой запечатлены имена подростков — героев, помогавших советским войскам в освобождении своей Родины. Вот их имена:

— Бут Д.С.;
— Данильченко И.М;
— Олийник М.П.;
— Рекубрацкий П.Р.

Табличка с именами героев-подростков

Для троих из вышеперечисленных этот день, 18 сентября 1943 года, стал последним днем их Земной жизни и Подвигом во славу Жизни всех людей. Они погибли при разминировании поля.

А в это время немного поодаль кипел жаркий бой:

«Когда передовой отряд втянулся в долину Ягодную, на холмах, прикрывающих Малую Токмачку с севера, послышались выстрелы. А вскоре было получено донесение отрядной разведки: в районе высоты 141, кургана +3,0 и южнее его обороняется до роты противника с двумя орудиями; со стороны птицефермы, что севернее села, к фронту выдвигается 16 танков и штурмовых орудий 17-й танковой дивизии и до двух батальонов пехоты 3-й горнострелковой дивизии на автомашинах и бронетранспортерах. В танковом полку оставалось несколько исправных боевых машин. Боеприпасы же имелись только во взводе разведки, который в эти минуты завязал бой с противником. Остальные танки снарядов не имели и командир танкового полка подполковник В.Ф. Тараненко оставил их в балке Ягодной в ожидании машин с горючим и боеприпасами. Кстати, в этот же день 71-й танковый полк по решению командира 11- й кавдивизии был выведен в тыл для приведения в порядок потрепанной в боях матчасти.

Курган +3,0

Назревал встречный бой со всеми присущими ему особенностями: неясностью обстановки, стремлением обеих сторон захватить инициативу, широким применением маневра. В ходе минувшей войны такой вид боя часто возникал в условиях преследования, когда наступающие части, сбивая заслоны врага, стремительно продвигались вперед, нередко с открытыми флангами, а противник, пытаясь выиграть время и сбить темпы преследования, бросал в бой свежие подвижные резервы и из глубины наносил по передовым отрядам внезапные удары.
Стало ясно: если немцы развернутся раньше нас, мы будем смяты. Надо было во чтобы то не стало упредить противника, занять боевой порядок до появления неприятельских танков.
Наиболее удобным рубежом для развертывания полка были холмы южнее кургана + 3,0. Но там уже шла перестрелка, и занять огневые позиции на этом рубеже было уже невозможно.
Выехав на «виллисе» вперед, я решил поставить батареи в лесопосадке, которая тянулась параллельно холмам, но восточнее их, а сзади, примерно в полутора километрах, разместить штаб полка.
К началу вражеской контратаки успели развернуться четыре батареи. Орудия были расставлены вдоль лесной посадки на фронте около полутора километров. Расчеты быстро отцепили пушки, сгрузили с тягачей ящики со снарядами. Машины были отправлены в тыл и рассредоточены в балке.

Курган +3,0

Первая батарея, которая следовала в хвосте колонны, осталась в резерве. В ходе завязавшегося боя она развернулась слева сзади с целью обеспечения наиболее опасного открытого левого фланга и прикрытия штаба полка. Обстановка продолжала накалятся с каждой минутой. В 15 часов 20 минут две девятки «юнкерсов» сбросили бомбы на лесопосадку и танки взвода разведки, стоявшие перед гребнем тянущихся вдоль фронта холмов, в 250-300 метрах впереди огневой позиции второй батареи.

Появились первые раненные.

Словно из-под земли вырос начальник полковой радиостанции сержант Анатолий Львов.
— Товарищ капитан! Радиостанция разбита осколком бомбы!
Это означало, что полк остался без связи с командиром 11-й кавалерийской дивизии.
«Юнкерсы» еще кружили над полем боя, когда га флангах загремели выстрелы вражеских танковых пушек, затрещали автоматные и пулеметные очереди. Вспыхнула «тридцатьчетверка», стоявшая впереди посадки возле копны сена, сгорел и стожок, закрывавший обзор. Два других танка разведывательного взвода 71-го танкового полка, израсходовав снаряды и патроны и опасаясь стать легкой добычей врага, отошли по лощинке вправо, в балку Ягодную.
В это время я увидел отступавших по кукурузному полю полтора десятка кавалеристов. Некоторые из них достигли лесной полосы.
— Стой! Ложись в оборону возле батарей! – скомандовал я, размахивая пистолетом над головой.

— Танки! Там танки! – кричал раненный в руку казак. – У нас нечем их бить. Патроны и гранаты израсходовали…

Из доклада лейтенанта, которого вели под руки два бойца, стало ясно, что отходит разведка 37-го кавалерийского полка. Лейтенант был ранен в обе ноги. Он сообщил, что фашистские танки за высотой 141 развернулись в боевой порядок и движутся в нашу сторону. Впереди наших нет.

Вид на Ягодную балку со стороны немцев

Не было и непосредственных соседей. Справа части корпуса после ударов фашистских бомбардировщиков приводили себя в порядок в районе хутора Чаривный, а слева 39-й кавалерийский полк отстал на 6-8 километров.

Наш 37-й полк выводится во второй эшелон, — сообщил лейтенант. – Нам приказано вернуться в штаб…
Таким образом, батареи полка оказались одни, лицом к лицу с противниками. Мы должны были принять на себя всю силу заранее организованного вражеского удара, прикрыть левый открытый фланг 5-го гвардейского Донского казачьего кавалерийского корпуса, главные силы которого после вынужденной задержки в районе хутора Чаривный колоннами выдвигались в направлении Омельника, Кринички и Орехова. В случае успеха немецкой контратаки казачьи эскадроны могли попасть под удар вражеских танков.

Подобная ситуация для нас не была новинкой. В ходе боев истребительно- противотанковый артиллерийский полк много раз перебрасывался туда, где врагу удалось опрокинуть наши части, где не было уже реальных сил для отпора, и только подоспевшие батареи огнем с открытых огневых позиций могли спасти положение. В жестоких поединках с вражескими танками на обоюдосмертельных дистанциях были, конечно и потери. «Ствол длинный, а жизнь короткая», — с суровым юмором говорили о нас кавалеристы.
После тяжелых боев и понесенных потерь в полку осталось 400 человек, в том числе 80 коммунистов и 175 комсомольцев. Вместе с русскими и украинцами сражались калмыки, грузины, армяне и воины еще пятнадцати национальностей нашей страны.

Мастерство и храбрость были у нас высшими критериями качества воина – противотанкиста. В этом направлении проводилась большая учебная и политико- воспитательная работа. Перед мужеством преклонялись, храбрость любили, смелость уважали, геройству завидовали. Да и прошло то время, когда немецкий танк вызывал у наших солдат смятение души, страх , когда и пушки наши были послабее, и боеприпасов не хватало, и оборона порой держалась на голом энтузиазме. В сорок третьем мы были уже не те, что в сорок первом. Не то оружие, не та тактика, не то солдатское мастерство.

Новые 76- миллиметровые пушки ЗИС-3, которыми был вооружен полк, способны были пробивать броню всех фашистских танков. Не было недостатка и в боеприпасах, батареи всегда имели полный боекомплект. Труженики тыла обеспечивали действующую армию всем необходимым…

Степная дорога к Белогорью

Позиции, занятые полком, имели ряд преимуществ. Лесная полоса прикрывала нас от взоров и прицельного огня противника, служила неплохой маскировкой. Впереди батареи был скошенный луг, и местность здесь метров на семьсот, до самого гребня холма, хорошо просматривалась. Однако наши батареи, особенно на правом фланге, стояли в низине, на виду у противника, особенно третья батарея. Наиболее уязвимым местом позиции были фланги. Справа к лесопосадке примыкала широкая полоса кукурузы, слева от самого хребта в наш тыл также тянулась полоска неубранного кукурузного поля. Узкая лесополоса служила для противника, особенно для его авиации, хорошим ориентиром.
Гитлеровцы не преминули воспользоваться уязвимостью наши х флангов. По кукурузе к фланговым батареям скрытно стали пробираться автоматчики. За ними медленно двигались танки и самоходные орудия.
Автоматный и пулеметный огонь, открытый фашистами в первые минуты, был настолько плотным, что, казалось, не останется ничего живого. Чтобы усилить моральный эффект, немцы стреляли разрывными пулями. В сплошном треске автоматно- пулеметных очередей слышались гулкие выстрелы танковых пушек. В лесной посадке рвались снаряды, поднимая в воздух фонтаны земли и вырванные с корнем молодые деревья.
Справа, почти в начале лесопосадки, стояла вторая батарея лейтенанта Спиридона Белого, одна из лучших в полку. Еще на накануне боев, когда полк стоял в резерве Степного фронта, Белый целыми днями тренировал орудийные расчеты в точности и быстроте наводки. Среди упражнений, которые отрабатывались на тренировках, было одно, введенное самим комбатом. Спиридон Ефимович требовал, чтобы прикрепленным у дульного среза мелком наводчик, действуя подъемным и поворотным механизмами, мог написать довольно легко свою фамилию на установленном у дула фанерном щите.
Это был изнурительный труд, который, однако, дал положительные результаты. Командиры орудий, наводчики, все номера орудийных расчетов были непревзойденными мастерами артиллерийского огня. Они били по вражеским танкам без промаха. На участке второй батареи было пока относительно спокойно.
Командно-наблюдательный пункт полка располагался рядом с батареей Белого в лесопосадке. Телефонную связь установили только со штабом полка, с батареями наводить ее не было смысла: они находились рядом. Связь с третьей батареей, стоявшей на правом фланге, поддерживалась по радио.
Я приказал Белому не открывать огня по второстепенным целям, усилить наблюдение в своем секторе и быть готовым к отражению атаки танков с фронта. С ординарцем Анатолием Сурниным и двумя разведчиками я поступил на левый фланг, откуда слышалась особенно сильная перестрелка. Здесь вела бой пятая батарея под командованием Петра Луговского.. Перед позицией батареи, метрах в трехстах, горел фашистский танк.
— С танками мы справимся, — заверил Луговской. – Больше всего донимают автоматчики. Сейчас вроде притихли…
Возле кромки кукурузного поля валялось десятка полтора вражеских трупов.
— Это мы их шрапнелью угостили, — пояснил Луговской. – Да вот маловато ее осталось…
— Шрапнель берегите на крайний случай, — приказал я Луговскому.- Пехоту отражайте в первую очередь пулеметным огнем, гранатами, огнем из карабинов и автоматов. Для этого используйте всех разведчиков, связистов и часть орудийных номеров. У каждой пушки оставьте по три человека, остальных – в цепь между орудиями. Обратите особое внимание на левый фланг. Для прикрытия этого фланга разверните второй взвод фронтом на юг.
Учтите, соседей слева нет, и именно отсюда вам грозит наибольшая опасность….
Приказ был выполнен, и буквально через несколько секунд гитлеровцы вновь открыли сильный огонь и бросились на батарею. И опять боевой порядок у немцев был необычным: впереди по кукурузе пробирались автоматчики, а сзади ползли танки и самоходки.
Не успел я оторвать взгляда от противника, как стоящий возле меня Луговской упал, словно подкошенный. Тяжело раненый в грудь осколком снаряда, он встал с земли и, зажав рукой рану, продолжал отдавать четкие распоряжения. После перевязки комбат бросился к первому орудию, расчет которого выбыл из строя, и припал к панораме .
Рукоятки подъемного и поворотного механизмов пушки он крутил левой рукой – правая висела, как плеть. Заряжал пушку его ординарец младший сержант Босхомджи Борлыков. Подбежав к другому орудию, я увидел, что разорвавшимся возле пушки снарядом командир расчета сержант Аким Болдин отброшен в сторону и лежит без сознания.
Наводчик Иван Афанасьев и номер Алексей Яшуков, истекая кровью, повисли на станине. Подносчик снарядов убит. А впереди, метрах в двухстах, на полной скорости шел на орудие вражеский танк…
— Бронебойным!- крикнул я ординарцу, бросился к орудию и при льнул к резиновым наглазникам прицела. Схватив рукоятки маховиков и быстро вращая их, я навел перекрестие в лобовую часть танка. Сурнин вогнал снаряд в казенник. Щелкнул затвор. Я с силой нажал на спуск. Выстрел и блеск разрыва почувствовал и увидел почти одновременно. Танк в грязно-зеленом камуфляже со сдвинутой набекрень башней прошел по инерции несколько метров и, остановившись недалеко от орудия, густо задымил… Автоматчики противника, бежавшие за танком, во всю прыть устремились назад. Многих из них настигли меткие пули батарейного пулеметчика и шрапнельный огонь первого орудия, который вел Луговской.

На этих полях проходил бой

Бой на левом фланге снова затих так же внезапно, как и начался. Командиру взвода лейтенанту Кучменко я приказал вступить в командование батареей, а истекающего кровью Луговского отправить в санчасть полка. Предупредив нового комбата быть начеку, я встал вдоль посадки пробираться на свой командный пункт. На пути стояла четвертая батарея, которой командовал старший лейтенант Исаак Финклер. В секторе этой батареи горели танк и несколько бронетранспортеров. Финклер доложил, что все расчеты сражаются героически. Особенно отличился наводчик первого орудия младший сержант Александр Федотов. Оставшись у орудия один, будучи раненным, он вел из пушки огонь до тех пор, пока атака противника не была отражена. Это он подбил «пантеру».
В эти минуты я еще не знал, что вижу Финклера в последний раз. Через полчаса при отражении очередной атаки противника он был ранен в живот и эвакуирован в госпиталь г. Сталино ( Донецк ). Через несколько дней пришло печальное известие о его смерти.

На правом фланге вела бой третья батарея Гургена Хачатуряна. Вчера под хутором Вишневым Хачатуряну пробило пулей пилотку у левого виска. Я посоветовал ему надеть каску, которая в подобных случаях может спасти жизнь. Вскинув к глазам бинокль, я увидел перед третьей батареей два подбитых фашистских танков. Погода была безветренная, и густой дым черными султанами поднимался от танков к небу.
— Как дела? – спросил я Хачатуряна по радио.
— Отбил две атаки, — доложил комбат. – Будем стоять насмерть!
Едва ли успели добраться до командного пункта, как с запада показались три девятки немецких бомбардировщиков. Перестроившись в пеленг эскадрилий, «юнкерсы» один за другим стали пикировать на батареи полка. Люди прижались к земле, используя для укрытия неровности местности: ямы, канавы, борозды на кромке кукурузного поля, воронки от снарядов и бомб. Такого рода укрытия были, конечно, не надежны и это каждый понимал, но инстинкт самосохранения заставлял казаков искать любую защиту.
Воздух непрерывно сотрясался от грохота взрывов, рева моторов. Противно выли и свистели бомбы и, казалось, каждая из них летит в тебя. Посадку затянуло едким дымом, «юнкерсы», словно комары-толкунцы, продолжали свою кровавую работу…
Отряхнув со спины комья чернозема, я перебежал в глубокую еще дымящуюся воронку от только что разорвавшейся неподалеку полутонной бомбы. Вслед за мной приползли ординарец и разведчики.
Самолеты, отбомбившись, стали удаляться на запад. Их затухающее гуденье было заглушено нарастающим шумом моторов со стороны кургана +3,0. Послышались доклады наблюдателей второй батареи: «Танки!» Я подошел к стоявшему невдалеке от КП четвертому орудию старшего сержанта Леонида Гипсмана и сквозь рассеивающиеся дым и пыль, поднятые бомбежкой, на гребне холма увидел темные силуэты вражеских танков. Прямо на батарею Белого двигалось 10 танков и самоходов и до батальона вражеской пехоты.
— Ну, Спиридон Ефимович, теперь твой черед!- сказал я Белому. – Главное выбить танки. Помни: для нас здесь – поле Куликово…
Темные стальные громадины, еще не видя тщательно замаскированные орудия Белого, вели огонь наугад. Снаряды рвались впереди пушек и в стороне от них, не причиняя вреда. Одновременно для острастки немецкие автоматчики вели на ходу огонь, по лесной полосе разрывными пулями.
Орудия уже заряжены. Наводчики Павел Хренов, Иван Дубровин, Дисен Али Шубаев и Григорий Савченко непрерывно работают механизмами, держат танки у прицеле. К Белому подбегаю взводные Александр Хитрук и Иван Серпуховитин.
— Товарищ комбат! Разрешите открыть огонь?
— Огонь только по моей команде! – спокойно, но твердо отвечает Белый. –Сигнал – выстрел первого орудия…
Комбат пробирается среди молодых вязов от одного орудия к другому, уточняет правильно ли понята задача, точно ли выполнены его команды и распоряжения. Командиры орудий Степан Мельников, Михаил Ильницкий, Иван Овчаренко и Леонид Гипсман внимательно слушают последние указания комбата. Его спокойствие передается всем, охлаждает самых нетерпеливых.
А вражеские танки идут вперед медленно, с опаской, стреляют редко, больше для того, чтобы вызвать ответный огонь наших орудий, чтобы их обнаружить и затем бить по них наверняка. Немцы подошли уже совсем близко, и мне самому кажется, что пора бы батареи открыть огонь. Но Белый прав, так учили: подпустить танки ближе, бить без промаха, поражать с первого выстрела!
— Огонь! – это командует Белый и, как всегда бросает шутку:- Летите, броняшки, в фрица без промашки!
И «броняшки» летели точно в цель. Это была ювелирная работа орудийных расчетов, прежде всего, наводчиков. Такого точного огня даже трудно было ожидать. Не знаю, не считал сколько выстрелов было произведено, но минуты через три – четыре на поле боя дымными кострами горело три танки и две самоходки. Остальные машины врага, трусливо отстреливаясь, уползли за гребень холма.
Автоматчики противника оставшись без танков предприняли отчаянную попытку захватить батарею Белого. Около трехсот гитлеровцев бросились с кромки кукурузного поля на горстку артиллеристов.
В эту критическую минуту боя ко мне на КП прибыл командир пятой батареи Петр Луговской.
— Докладываю: третья атака отбита! – Луговской пошатнулся, его поддержал ординарец Босхомджи Борлыков. – Прошу подбросить боеприпасов.
Тяжелораненый офицер руководил боем, сам стрелял из пушки, а когда наступило затишье, перед тем, как отправится в санчасть нашел в себе силы прибыть к командиру полка и доложить обстановку.
Сколько надо иметь мужества, выдержки и силы воли, каким высоким чувством офицерской чести и долга надо обладать, чтобы совершать такие героические поступки!
До этого, в период боев с японскими милитаристами на Халхин-Голе, а затем уже с немецко-фашистскими захватчиками под Москвой, Ржевом и Сычовкой я был свидетелем многих подвигов солдат и офицеров нашей армии. Разные подвиги, разные люди, разные характеры. Но было у этих храбрых и мужественных людей одно общее: пылкая любовь к Родине, жгучая ненависть к врагам, верность присяге и интернационального долга, готовность до последнего дыхания защищать свободу и независимость своего отечества.
Эти высокие нравственные качества, воспитанные в наших людях Коммунистической партией в полной мере проявились и в бою под Малой Токмачкой. Луговской потерял сознание. Под сильным обстрелом противника Борлыков и два разведчика понесли комбата на плащ-палатке в санчасть полка. Им помогал тринадцатилетний воспитанник пятой батареи Ваня Галисов.
Трудное детство выпало на долю этого мальчика. Родился он в Молдавии. Родителей не помнил, воспитывался в детдоме. В начале войны детдом , в котором находился Галисов, при эвакуации в тыл попал под бомбежку. Случилось это в эшелоне под Тернополем.
Мальчик был ранен, подобран отступавшими красноармейцами и сдан в медсанбат одной из стрелковых дивизий. После выздоровления Ваня стал воспитанником стрелкового полка, принимал участие в тяжелых оборонительных боях на Украине. В 1942 году под Ростовом Галисов был вторично ранен и контужен. Лечился в госпиталях на Северном Кавказе. Отсюда он и прибыл в наш полк.
После тяжелого ранения и контузии мальчик страдал опасной и трудноизлечимой болезнью. Лечение не давало результатов. Ваня мучительно переживал трагедию, но поехать а тыл для продолбжения лечения категорически отказывался. Солдаты и офицеры полка относились к нему с большой теплотой и проявляли о мальчике постоянную заботу. В бою В бою Ваня был связным у комбата Луговского.

Вид на Ягодную балку с водораздела

Пока я разговаривал с Луговским, батарея Спиридона Юхимовича Белого вела тяжелый бой. В цепях атакующей немецкой пехоты рвались осколочные гранаты. Разведчики, телефонисты, радисты и часть орудийных номеров, возглавляемые командиром взвода управления лейтенантом Константином Васильевым, отбивались от фашистов из стрелкового орудия. И все-таки до полусотни гитлеровцев прорвались к батарее. Уже были видны злые, свирепые лица фашистов…
— Картечью огонь! – командует Белый.
Один выстрел, второй, третий… Четвертого выстрела не слышно. Четвертое орудие молчит. К нему опрометью бежит артиллерийский мастер младший сержант Петр Мороз, бывший тракторист слободы Тарасовка. Спрашиваю: «Что случилось?» Командир орудия Гипсман, вытирая рукавом гимнастерки потный, грязный от копоти лоб, докладывает:
— Неисправен затвор. От частой стрельбы выскочил стопор, ось полуавтомата вышла из гнезда….
Мороз – большой мастер своего дела. Работает быстро, хотя и волнуется. По орудийному щиту стучат пули. Расчет отстреливается из карабинов и автоматов. Фашисты наседают. Минуты кажутся вечностью…
— Готово! – крикнул Мороз, и пушка вновь брызнула шрапнелью в фашистов.
Вскоре из прорвавшейся группы не осталось ни одного гитлеровца. Атака была отбита. Успех батареи Белого был омрачен тревожными сообщениями, поступившими с флангов. Командиры третьей, четвертой и пятой батарей доложили, что снаряды и патроны израсходованы полностью, включая неприкосновенный запас. Через минуту доложил и Белый: в батареи осталось около сотни «огурчиков»…
Это все чем располагал полк. Еще час назад я распорядился по телефону немедленно разыскать полковые тылы и доставить в батареи боеприпасы. Исполняющий обязанности начальника штаба полка капитан Иосиф Котляр сообщил, что разыщет машины артснабжения. Но нашел он их или нет – неизвестно: телефонная связь со штабом прервалась и еще не восстановлена. Между тем противник с минуты на минуту мог предпринять новую, может быть, еще более сильную атаку. Это предложение укрепилось после того, как полковые разведчики, находившиеся на боковом наблюдательном пункте на левом фланге, доложили, что по рассказам мальчика, пробравшегося к нам из Малой Токмачки, в районе железнодорожной станции сосредоточилось до двух десятков танков и бронетранспортеров.

Возможно, что это именно один из тех ребятишек, который несколько позже погиб и память о нем запечатлена на табличке памятника Ягодной балки.

Дорога в Ягодную от околицы села

Прибыл посыльный от старшего лейтенанта Николая Соленого казак Михаил Киртадзе.
— Вам донесение от командира первой батареи, — протянул вчетверо сложенный листок бумаги Киртадзе.
Соленый докладывал, что батарея с закрытой огневой позиции по собственной инициативе вела огонь по минометам и наблюдательному пункту в районе кургана +3,0, а также по скоплению противника в Малой Токмачке.
Я вручил Киртадзе записку следующего содержания: «Комбату -1. Немедленно сменить огневую позицию в район высоты 134 и огнем прямой наводки поддержать другие батареи полка в отражении атаки танков и пехоты противника.100 осколочных и 50 бронебойных снарядов передать 3-й,4-й,5-й батареям поровну». Только сейчас я почувствовал боль в левой ноге. Ранение было нетяжелым, но сапог был полон крови. Я не подал вида, что ранен, так как по моему вызову должны были прибыть комбаты, и считал, что не имею права давать подчиненным повод усомниться в способности командира продолжать твердое управление полком.

Сверлила мысль: что делать, какое принять решение? Отходить или стоять насмерть?
Прибыли Белый, Хачатурян, Кучменко и лейтенант Николай Хохлов, заменивший Финклера. Объяснил комбатам тяжелую обстановку, я объявил им свое решение: стоять насмерть , удерживать занимаемые позиции до подхода кавалерийских частей.
Командирам 3-й,4-й и 5-й батарей было приказано взять у Соленого по десять ящиков снарядов и немедленно на тягачах доставить их на огневые позиции. Доставка боеприпасов в батареи была возложена на исполняющего обязанности командира взвода управления полка гвардии старшину Арутюна Новосардовича Маркаряна. Я был уверен, что старшина Маркарян справится с поставленной задачей. В бою под Старой Ласпой 8 сентября, когда командир взвода лейтенант Ткачев был ранен, а вражеские автоматчики вплотную подошли к наблюдательному пункту полка, Арутюн Носардович взял на себя командование взводом и, несмотря на полученное ранение, остался в строю и умело организовал отражение контратаки противника. Вчера был подписан приказ по полку о награждении отважного старшины медалью «За отвагу».
Я объяснил Маркаряну, что тягачи должны двигаться не колонной вдоль дороги, которая обстреливалась противником а развернутым строем по полю. На гребне холма, который тянулся позади батарей, машины должны появится одновременно, а пулеметчики – с ходу открыть огонь по пехоте противника из крупнокалиберных пулеметов ДШК, установленных в кузовах машин. В это же время по автоматчикам, залегшим на кромке кукурузного поля, ударят пушки Белого.
— Все ясно, товарищ капитан! – ответил Маркарян. – Прошу не беспокоиться. Все будет сделано наилучшим образом!
Отпустив комбатов и Маркаряна, я подошел к Белому. Как всегда, внешне он был спокоен, хотя понимал, что сейчас на его батарее лежит особая ответственность. Ведь когда тягачи появятся на гребне холма, фашисты наверняка пойдут в атаку, и он, Белый, со своими бойцами должен один сдержать натиск превосходящего противника. Ведь в других батареях снарядов нет. Люди, если потребуется, должны принять смерть.
Я чувствовал, что в эти минуты должен что-то сказать комбату.
— Надеюсь на вас, Спиридон Ефимович! – я подошел к Белому и крепко его обнял.
— Погибнем на лафетах, но не отступим! – ответил комбат.
Вскоре сзади, на пологом холме, показались тягачи. Их вели Копылов, Иван Ляхов, Даниил Захаров и Гаршик Арутюнян. Тягачи двигались развернутым строем. Старшина Маркарян точно выполнил полученный приказ и, несмотря на осколочное ранение в руку, находился в одной из машин. Вокруг рвались немецкие мины, но тягачи мчались вперед.
Со всех машин был открыт огонь из пулеметов. Одновременно ударили пушки Белого, и казаки взводов управления, залегшие с карабинами и автоматами в лесной посадке, открыли огонь.
Вражеские автоматчики, прятавшиеся в кукурузе, не выдержали интенсивного прицельного огня и стали отходить за гребень холма и видневшуюся вдали лесную полосу.
Через 2-3 минуты тягачи с боеприпасами были уже на батареях. Разгрузив снаряды, взяв тяжелораненых и две подбитые пушки четвертой батареи, машины на полной скорости шли обратно.
В это время из-за холма выползла немецкая самоходка. Блеснул выстрел. Болванка просвистела между тягачами четвертой и пятой батарей и, ударившись в бугорок, рикошетом ушла в направлении хутора Чаривный. В эту же секунду «фердинанд» завертелся на месте с перебитой гусеницей. Все орудия Белого вели по нему огонь, и трудно было определить, какое из них подбило вражескую самоходку.
Почти одновременно с левого фланга на гребень холма выскочило несколько немецких танков и бронетранспортеров. Это пришло подкрепление из Малой Токмачки. Открыв огонь из пушек, танки на большой скорости устремились вдоль лесной полосы на пятую батарею. Первый взвод этой батареи, развернутый фронтом на юг и стоявший несколько в стороне, не имел ни одного снаряда. Расчеты залегли возле орудий с гранатами в руках.
Но танки его миновали, прошли стороной.
Второй взвод, которым командовал храбрый офицер лейтенант Павел Лукич Таранец, получив снаряды, открыл прицельный огонь по бортам вражеских машин. Заняв новую огневую позицию, ударила по танкам и батарея Соленого. Два танка были подожжены, три бронетранспортера подбиты. Пехота, наступавшая за танками, повернула обратно и вскоре скрылась за горизонтом.
И вдруг канонада стихла. Кругом — ни души, ни пехоты, ни танков, ни бронетранспортеров. Лишь откуда-то далеко справа, со стороны Егоровки, доносились отдаленные раскаты орудийных выстрелов, да приглушенная расстоянием дробь пулеметных очередей. Там, в трех километрах от нас, вели бой части 12-й гвардейской казачьей кавалерийской Гуляйпольской дивизии.
Потерпев неудачу, части 302-й пехотной и 17-й танковой дивизий начали отход на Орехов и далее на рубеж реки Молочной. Они оставили на поле боя 11 танков и самоходок, 7 бронетранспортеров и более 300 человек убитыми. Только огнем второй батареи было уничтожено 3 танка, 2 самоходки и до 200 гитлеровцев.

За этими цифрами – тяжелая и опасная работа орудийных расчетов, взводов и батарей, мужество и героизм, кровь и смерть людская, слава живых и бессмертие павших. Я пошел вдоль фронта второй батареи. Возле первого орудия лежали убитые наводчик Павел Хренов и разведчик Николай Хмыленко. Позади третьего орудия я увидел казака в окровавленных бинтах с оторванной ногой.
— Кто это? – тихо спросил я Белого.
— Подносчик снарядов ефрейтор Кару Обгенов…
Позднее я узнал подробности гибели храброго воина. В момент, когда группа фашистов прорвалась к огневой позиции, завязался ближний бой. В ход были пущены пистолеты и ручные гранаты. Одна из немецких гранат упала позади Белого, в одном – двух метрах от него. Увлеченный боем, комбат этого не заметил. В тот миг рядом с Белым показался ефрейтор Кару Обгенов, до взрыва остались секунды. Обгенов понял, что командиру грозит смертельная опасность.
За оставшиеся секунды Кару должен был оценить обстановку, выбрать вариант ликвидации смертельной опасности и практически осуществить его. Отшвырнуть гранату в сторону было нельзя – кругом лежали и отстреливались от гитлеровцев боевые товарищи. Гранату можно было бросить обратно, в гущу набегавших фашистов, но времени на это уже не было. И сын калмыцких степей, комсомолец Кару Обгенов выбрал третий вариант: он бросился на землю и накрыл гранату своим телом. Ни один осколок не прорвался сквозь горячее тело отважного воина.

Памятник осенью

Я попросил Белого построить всех, кто может встать в строй.
Вдоль посадки стояли герои – артиллеристы, выдержавшие почти трехчасовой бой с превосходящим по численности врагом, израненные, в обожженных гимнастерках, закопченными, измазанными грязью и кровью лицами. Гвардейцы, которые погибали, но не сдавались, были в огне, но не сгорели, приняли неравный бой, но не отступили, выстояли и победили. Многих я знал лично: лейтенанты Александр Хитрук, Иван Серпуховитин, Константин Васильев, Григорий Ойвецкий, Анатолий Кучменко, старшина Вениамин Радаев, командиры орудий Леонид Гипсман, Иван Овчаренко, комсорг второй батареи Борис Апеков, телефонисты Алексей Фомовской, Ялта Каруев, Михаил Шахматов, радилтелеграфисты Иван Орлов и Борис Санджиев, пулеметчик Андрей Чайкин, оруджийные номера Иван Нелюбин, Трофим Дитлашок, Иван Муха, Степан Кочин, Григорий Савченко, разведчики Николай Михалев и Халмурад Мирзоев,
водители Анатолий Стасюк, Николай Шишкин и Павел Вяльцев, сапожник Иван Груба, химинструктор Марк Трейгер, старший сержант Сергей Хворостецкий, сержант Тимофей Клешня, старшина Али Шанаев… Герои победившие смерть. Что сказать им, какими словами выразить восхищение их беспримерным подвигом? Таких слов в те минуты я не нашел, да они , пожалуй, и не были нужны. Каждый видел, что было, знал, что совершил, пережил все, что суждено было пережить.

Я шел вдоль строя, всматривался в мужественные лица героев, каждому из них жал руку и повторял:
— Спасибо, герои. Спасибо за все…

Весна

В этот день на долю полка выпало еще одно тяжелое испытание. Когда я на «виллисе» подъезжал к штабу полка, в лучах заходящего солнца увидел три девятки немецких бомбардировщиков. Более 18 часов 30 минут. Опоздав поддержать свои танки и пехоту, обнаружив подходящую цель – скопление автомашин возле штаба полка – они легли на боевой курс. Это была четвертая за последние три часа бомбардировка.
Личный состав штаба располагался возле двух огромных скирд соломы. Рядом, в небольшой балке с промоинами стояли штабные автомашины, а также бронетранспортер и два грузовика, только что прибывшие из ремонта. Их привел заместитель полка по технической капитан – инженер Николай Александрович Иванов. Неподалеку разместилась санчасть полка, стояли кухни и при бывшие, наконец, машины с боеприпасами.
С угрожающе противным завыванием « юнкерсы» стали пикировать на штаб полка.
Один из них, распоротый от носа до хвоста меткой очередью пулеметчика Николая Китчеева, задымил, потом вспыхнул и врезался в склон холма. Другие продолжали бомбежку.
Соскочив с машины, я плюхнулся в неглубокий ровик, наспех кем-то откопанный на половину штыка. И тут же страшным по силе взрывом был подброшен вверх. Комья земли сыпались на спину, ноги, голову. А взрывы следовали один за другим. Кругом стоял грохот, рев моторов, все заволокло едким дымом и пылью. Стало трудно дышать. Осенний вечер на Украине наступает быстро, и немецкие летчики спешили. Сбросив бомбы, они не стали, как обычно, обстреливать нас пулеметным огнем, а удалились на запад.
Придя в себя, я выскочил из ровика и увидел, как ярким пламенем догорали скирды соломы, разметанные взрывами бомб. Со стороны пепелищ бежали в балку перемазанные сажей писаря, штабные офицеры, связисты, а также артснабженцы и шоферы паркового взвода, которые прибыли недавно и не принимали непосредственного участия в бою, но на кого, наравне со всеми упадут блики славы, добытые батареями в жестоком бою. В пяти метрах от моего окопа дымилась огромная воронка. От крупнокалиберного пулемета ДШК, который здесь стоял, от героя-пулеметчика Китчеева, сразившего фашистского стервятника в первую минуту налета, не осталось и следа. Сзади, в балке, дымились пронизанные раскаленными осколками бомб, два грузовика, языки пламени лизали бронетранспортер. Загорелась крытая автомашина штаба, в которой хранилось гвардейское знамя полка. К ней бросился лейтенант Эмиль Мирзабекян. Он вынес из будки святыню полка и вместе с подоспевшими на помощь казаками, затушили пламя.
Из глубины балки слышались крики и стоны раненых. Возле них хлопотали старший военфельдшер полка Иван Васильевич Зуев, начальник аптеки Иван Григорьевич Лазарев и санинструктор старшина Андрей Донской с санитарами. Им помогал Ваня Галисов, прибывший в санчасть с раненным комбатом Луговским и еще не успевший вернуться в свою батарею…
Но эта бомбардировка уже не могла изменить обстановку и омрачить нашей победы над врагом. Полк выстоял, враг был разгромлен.

«Воодушевленная налетами своей авиации, фашистская пехота поднялась в траншеях. В бинокль мне было видно, как гитлеровцы танцевали на брустверах от радости, бросали вверх свои пилотки и каски. Что ж, танцуйте, а мы подыграем «артиллерийским джазом». Пока стрелковые батальоны приходили в себя, дивизионная артиллерийская группа подготовила данные для стрельбы. Грянул гром, и полетели сотни снарядов за реку Конка. Тут у гитлеровцев началась «пляска» иного рода. Тогда-то стрелковые цепи вновь поднялись и двинулись вперед, сначала спокойным, уверенным шагом, а затем бегом, с боевым кличем «Ура!» Бегут бойцы, падают, встают и вновь бегут. Вперед вырываются первые цепи 1052-го полка. Они уже на реке, с ходу вброд и вплавь форсируют реку, поднимаются по крутому обрыву и бросаются на окопы и траншеи противника. Н. П. Мурзин доложил, что его первый эшелон ворвался в Мал. Токмачку. Полк Ф. И. Мицула также форсировал реку Конка западнее села Белогорье.

Солнце уходило за горизонт. Дивизия полностью овладела участком железной дороги, освободила населенные пункты: Мал. Токмачку, Осиповку, Белогорье. Нет больше фашистской обороны на рубеже реки Конка. Нет ликующих «танцоров» — одни навечно остались лежать в поруганной ими земле, другие сдались в плен.»

Поздно вечером я вернулся в полк. Было тепло и тихо. В черном небе мерцали яркие звезды. В низине и балки лег мягкий густой туман. Казаки уже поужинали, многие отдыхали. Лишь возле четвертого орудия второй батареи в наспех натянутой палатке попыхивали огоньки самокруток. Под негромкий перебор гармошки, на которой играл Андрей Чайкин, кто-то приятным тенорком напевал старую казачью песню:
Ты лети–ка, черный ворон,
К нам на славный тихий Дон.
Отнеси-ка, черный ворон,
Отцу, матери поклон…
Песня тревожила душу, будила думы о доме, о любимой реке, о семьях, развела грусть и тоску, звала в бой, к победе.
Жизнь шла своим чередом…

Радуга над Ягодной балкой

Утром следующего дня к нам приехал генерал Селиванов. Небольшого роста, сухощавый, подтянутый, в начищенных до блеска хромовый сапогах, со стеком, генерал был примером дисциплины, аккуратности, четкости в службе, и уже само появление его в частях заставляло подтянуться даже самых нерадивых. Казаки любили своего командира за солдатское открытое сердце и душевную теплоту. Никто никогда не слышал, чтобы генерал на кого-то накричал, кому-то нагруби л. В нем удивительно гармонично сочетались корректность, воинский такт и высокая требовательность.
Генерала сопровождали полковник М.Я. Лев и Парамон Сомсонович Куркин – 63- летний бородатый казак, которого в корпусе знали все. В годы Гражданской войны он партизанил на Дону, участвовал в обороне Царицына. Его знали Ворошилов и Буденный. В начале Великой Отечественной войны Парамон Куркин добровольцем ушел в Советскую Армию. В корпусе его ценили за светлый ум и природный командирский талант, прислушивались к его советам.
Генерал Селиванов побывал в батареях и поздравил казаков с блестящей победой над врагом. Возле кухни артиллеристы заканчивали завтрак. Селиванов подошел к группе казаков, столпившихся возле небольшого фанерного щита, прикрепленного к деревянному столбику. На щите был «боевой листок», выпущенный под руководством комсорга полка старшего сержанта Михаила Перекупки. Под крупной шапкой «Герои боя под Малой Токмачкой» сообщалось о воинах полка, особо отличившихся при отражении контратак танков противника: комбатах Белом, Луговском, Хачатуряне, казаках Обгенове, Китчееве, Хреновее, командире орудия Леониде Гипсмане и других.
Несмотря на трудности, обусловленные маневренным характером боевых действий, Перекупка с помощью писарей штаба комсомольцев Алексея Беденка и Василия Гапеева выпускал «боевые листки» после каждого боя. Специально изготовленный фанерный щит комсорг возил с собой в штабной машине. За десять дней боев это был уже пятый «боевой листок». Вывешивался он на огневых позициях батарей, а чаще возле автокухни, которая в короткие часы затишья приезжала из тыла с завтраком или обедом.
Казаки всегда знали о боевых делах полка, о подвигах своих товарищей, были в курсе обстановки на советско-германском фронте – на щите было отведено специальное место для сводки Совинформбюро, которую вырезали из газеты или же принимали радисты полковой радиостанции, а затем печатали на машинке в штабе. Такая своеобразная информация о событиях минувшего дня имела большое значение, так как центральные газеты в ходе стремительного преследования мы получали нерегулярно — один-два раза в неделю, а проводить беседы, даже накоротке, агитаторы не всегда имели возможность.
— Представьте отличившихся к наградам, — приказал мне генерал. – На прощание добавил: — Бейте врага так, как под Малой Токмачкой!
Бой под Малой Токмачкой был важной вехой в истории становления полка. Все то, что знали, чему мы научились, по крупицам собирая опыт боев, проявилось здесь, вылилось в стойкость и героизм, в непреклонную волю выстоять и победить.
Успех боя с вражескими танками и пехотой был достигнут благодаря хорошей подготовке личного состава к борьбе с движущимися целями, правильному выбору позиций для обороны, умелой организации системы огня, четкому управлению. Важную роль сыграли мужество и героизм бойцов и командиров, их беспредельная любовь к Родине, верность воинскому долгу и военной присяге.
Устойчивая оборона обеспечивалась быстрым занятием огневых позиций, широким маневром огневыми средствами, высоким моральным духом личного состава. Смелые действия солдат, сержантов и офицеров, инициатива, взаимовыручка в бою способствовали выполнению боевой задачи.
Героический подвиг полка под Малой Токмачкой был достойно отмечен командованием и Советским правительством. 120 воинов полка были награждены орденами и медалями Союза ССР, а Спиридону Юхимовичу Белому Указом Президиума Верховного Совета СССР от 19 марта 1944 года присвоено звание Героя Советского Союза.»

 

Вечная память всем павшим за свободу нашей Родины!

При написании использовались следующие источники:

— Н.М.Румянцев «Красные лампасы»;

—  Д.П. Панов «Русские на снегу: судьба человека на фоне исторической метели»;

—  В.С. Антонов «Путь к Берлину».